Спасла годовалая сестра
«Вы меня сразу узнаете - по шляпе», - предупредил он по телефону. И действительно, на остановке, где договорились встретиться, в разномастной толпе «вычислить» Гарри Вильгельмовича оказалось несложно. Шикарную фетровую шляпу надеть в такой мороз, когда ушанку впору натягивать, мог только он - оригинальный и закаленный сибирским холодом.
- В Сибири мы оказались не по своей воле, - качает он головой с тоненькой косичкой седых волос. - Родился я в селе Озеровка в Херсонской области. Мама Марта Оттовна преподавала иностранные языки, которых знала пять. Отец Вильгельм Христианович, закончил в начале войны ростовский университет, выучился на химика. Дед был учителем, дядя - редактором крупной харьковской газеты. В сентябре 41-го, когда мы осели в станице Новощербиновка Краснодарского края, куда распределили папу, нас депортировали. Раз мы немцы, решило государство, значит - враги.
Им дали 24 часа на выселение, а потом набили в теплушки и отправили в Сибирь. Мама - вся сама возвышенность, взяла с собой красивые одесские туфли, французские духи, написанный на белом материале сухой кистью образ любимого Пушкина. Более практичный отец - здоровенную плетеную корзину тульскими пряниками. Их и грызли всю дорогу.
- Месяц мы тряслись в хлипком вагоне, - вспоминает Руфф, - прежде чем добрались до Томской области. Стояла жуткая холодина. Нас погрузили в сани и везли всю ночь за сто километров в тайгу. Попали в село Кожевниково, где жили бывшие кулаки. Если бы не годовалая сестра Ильза, мне светил бы детдом, а маме - лесоповал. А так - малышка спасла нас. С крохами такого возраста мам не разлучали. «Прицепом» оставили и меня.
Пытка комарами
- Очень тяжелым был 1942-й, - продолжает Гарри Вильгельмович. - Кушать было практически нечего. Я бегал в тайгу собирать дроздиные яйца. Травку ели…
В 1943 году стало чуть легче: за ними приехал отец, работавший забойщиком в угольной шахте одного из лагерей Кемеровской области. За примерное поведение и ударный труд Вильгельму Христиановичу разрешили забрать семью в небольшой городок Ленинск-Кузнецкий.
- Вскоре отца расконвоировали, он стал горным мастером. Раз в неделю его отпускали к нам, - рассказывает художник. - Он прекрасно общался с людьми. В одном лагере двух прорабов убили, а когда папа пришел - всё было нормально. Его не просто любили, но и уважали.
Вообще в тех местах удивительным образом сочетались человечность и бессердечность. Зеки, к примеру, работали за знаменитого ссыльного скрипача, чтобы он не повредил пальцы. А тот давал концерты в лагере.
- А знаете, как охранники издевались над провинившимся зеком? Прямо в тайге чертили круг, за который не позволяли заходить. Заставляли раздеваться. И смотрели, как человека чуть ли не съедают заживо комары…
На некоторое время Руфф умолкает, давая возможность воспоминаниям отпустить душу и сердце. И лишь потом продолжает. Оказывается, его отец был даже инженером в Макеевском научно-исследовательском институте, эвакуированном в те края. А уже после смерти Сталина преподавал в техникуме и вечерней школе. Но даже когда началась хрущевская оттепель репатриантам не позволяли выезжать в места, где они жили раньше. Видимо, чтобы не возникло конфликтов из-за того, что их дома уже заняты другими…
Ленинская благодарность отпугнула КГБ
Рисовать Гарри начал с первого класса. Карандашом выводил усы и шашку Чапаеву, старательно изображал других героев гражданской войны. Но нашел себя как художник именно в Ленинск-Кузнецком.
- Как-то эвакуированный ленинградский художник-копиист сделал выставку. Подарил небольшую работу отцу, мне же - кисточку и краски. Я как взял их, так и понял, что они - будто часть меня. И перво-наперво расписал цветочками… рукомойник, - смеется Руфф. - Потом уже начались более серьезные картины, тем более, что у нас образовался этакий художественный кружок.
Во глубине сибирских руд собралось столько интереснейших людей, что рано или поздно они должны были объединиться. И творить.
- Второй мамой для меня стала Ирма Герц, преподаватель Суриковского института, ссыльная москвича, - рассказывает Руфф. - Есенина практически всего знала наизусть, писала сильные натюрморты. И всем, что знала, щедро делилась с нами, мальчишками 15-16 лет. Вносил свою лепту и Александр Кирчанов, знаменитый кемеровский художник. Мы не просто учились рисовать, но и изучали историю искусств, поэзию, философию. Даже музицировали.
В последнем им здорово помогала мама его друга Геры Захарова. Удивительная женщина, происходившая из помещичьего рода, она давала ребятам уроки игры на гитаре, разучивала с ними романсы. А они заслушивались чудными мелодиями и засматривались на украшавшие стены ее дома картины Леонарда Туржанского, чьи шедевры сейчас хранятся в Третьяковской галерее.
- Однажды во время очередного урока в дом ворвалось человек шесть кагэбистов. Начинают всё переворачивать, орать на нас… Будто тайное общество накрыли. И тут Геркина мама говорит: «Одну минуточку!» Спускается в подпол и выносит горшок, прикрытый тряпочкой. А оттуда достает… личную благодарность Ленина! - всплескивает руками Гарри Вильгельмович. - Оказывается, ее первый муж был комиссаром, сражавшимся в свое время с Колчаком. В общем, отступили «комитетчики».
Так Руфф и получал свое художественное образование: от ссыльных, друзей, из книг. Он поступил в Иркутское декоративное училище, но бросил его: там не существовало спецкомендатуры, где обязан был отмечаться.
Как дамоклов меч висели четверть века лагерей
Вскоре после войны гражданские немцы, жившие на просторах Союза и сосланные в Сибирь, получили относительное послабление. «Мы остались в Ленинск-Кузнецком, но должны были дважды в неделю отмечаться в комендатуре, - вспоминает Гарри Руфф. - Более того, когда мне исполнилось 18, меня вызвали в КГБ и заставили подписаться под огромной петицией, заверенной Молотовым и Ворошиловым… Там значилось, что за малейшее нарушение режима мне «светит» 25 лет лагерей».
В нарушение входила неявка на отметку, самовольная отлучка из города на расстояние в 25 км. «Было дело, даже в карцере сидел, - признается художник. - А мама в одной из комнатушек при КГБ, куда ее притянули из-за того, что она, беременная, вовремя не пришла на отметку, даже… родила».
Нелю, появившуюся на свет в 1945-м, через семь лет унес менингит. Нет уже и брата Валерия, родившегося в 1948-м. Он работал горноспасателем в Учкудуке и погиб во время испытания акваланга. «А вот с Ильзочкой, спасшей нас с мамой в сорок первом, мы видимся часто. Она живет в нашей области», - отмечает Руфф.
В плену красок
Краски не отпускали. Он поработал в Сибирском худфонде, в Кемеровском товариществе художников, даже оформителем в драмтеатре, где создал декорации к спектаклям «Оптимистическая трагедия», «Страшный суд», «Когда цветет акация». «Делал это огромной палкой с привязанной на конце кистью, - объясняет Руфф. - Потом забирался на лестницу и смотрел с нее - всё ли получается».
Очень запомнилось время, проведенное в эстрадно-цирковом общество «Шапито», где он не только делал афиши и даже расклеивал их. Приезжали на гастроли Утесов, Вертинский, Козин, Алейников, сыгравший Ваню Курского в «Большой жизни».
И все эти годы он неустанно писал: на картонках, дощечках, железках. Одна из работ того времени, изображенный маслом (именно этими красками оживляет картины Руфф) Алтай чудом сохранилась до наших дней.
- Сколько километров я исходил! Считаю, что писать нужно только вживую, - отмечает мастер. - Это развивает память. Природа обширная, она растекается поначалу. И очень трудно сфокусироваться на чем-то особенном. Но когда получается - это великая радость и неповторимое чувство первопроходца. Вот, вроде, столько людей тут бывало, а ты уловил нечто особенное…
Выбирался на натуру с друзьями, которые к тому времени стали маститыми художниками. Они его нещадно критиковали, прививая чувство прекрасного, делясь секретами.
В конце 50-х Гарри встретился с Людмилой из Донбасса, приехавшей в суровый край проведать дядю - бухгалтера на заводе по шитью костюмов. В 1959-м, после отмены спецкомендатуры, они - уже муж и жена - перебрались в Макеевку, где Руфф живет и поныне.
Двадцать «мертвых» лет
Сказать, что его ждали здесь с распростертыми объятиями, было бы неправдой. Месяцами он сидит без работы, пока, наконец, не устраивается с помощью коллеги Валентина Ермаковича художником-оформителем в прокатный цех №2 на Макеевский металлургический завод им. Кирова. И тут уж развернулся, особенно с красным уголком, который его стараниями занял первое место в области. Даже витражи там сделал с помощью аэрографии. «У меня и в квартире пара таких есть - видите, на дверях? - показывает он. - Сейчас смотрится смешно, но тогда это был высший пилотаж».
В 1963-м решился выставить свои картины - как сибирского, так и донбасского периода - в Макеевском художественном музее. Пять даже отобрали на областную выставку и собирались отправить на республиканскую. Но в Киев работы «немца, да еще без художественного образования» не пустили. Более того, «потеряли» натюрморт с маками.
- Ну, во мне, молодом, кровь и вскипела, - рассказывает Руфф. - Поднял шум… А на следующий день меня вызвали в КГБ. И генерал ошарашил: «Чего бунтуешь? По Сибири скучаешь? Поможем вернуться!».
Домой он приплелся, будто с креста снятый. Ломанул об колено кисти, деранул пополам холосты. И - в окно их, с красками вместе. Чтобы почти двадцать лет рисовать лишь то, что на работе скажут, а не что сердцу хочется.
- Но в голове писал картины постоянно, - признается художник. - Откладывал красивые места, будто знал - когда-нибудь всё это выплеснется на полотно.
Призвание упало… с антресоли
В 80-е годы, похоронив жену, в одной компании он познакомился с воспитателем детского сада Тамарой Сергеевной.
- Сразу было видно, что Гарри - человек неординарный, - уверяет она. - Идет-идет по улице, вдруг выскакивает чуть ли не на дорогу и начинает небо рассматривать, на кустик сирени, будто завороженный глядит. В субботу-воскресенье, когда мы стали уже жить вместе, он бегал по всем выставкам. В Москву поедем - я по магазинам, а он по музеям-галереям. Квартира у него была волшебно оформлена: интерьер необычный, люстру сам сделал, рамку для зеркала. Три картины висели - Высоцкий, пейзаж и мулатка, этак конфетисто выполненная. Однако я даже не подозревала, что он не только потрясающий оформитель, но и великолепный художник.
Однажды Руфф полез на антресоли - за гитарой, на которой прекрасно играет, исполняя романсы Вертинского. И оттуда выпали свернутые рулоны. Он начал их лихорадочно собирать, я Тамара настояла, чтобы показал. Это оказались его старые натюрморты и пейзажи...
- В ту пору я уже работала в клубе «Строитель», - продолжает жена мастера. - И две зарплаты отдала знакомым художникам с просьбой купить всё, что надо для творчества. Пришла домой и выложила на столе кисти, краски, холосты. Когда он пришел, это была сцена: ребенок получил страстно желанную игрушку. У Гарри загораются глаза, перехватывает дыхание. «Что это?» - спрашивает. «Мой подарок», - отвечаю, даже не представляя, что приговариваю себя к одиночеству. Очень мне хотелось, чтобы он получил, наконец, свой кусочек счастья после всех бед, выпавших на его голову.
В тот же день они накупили цветов, и Руфф принялся писать натюрморты. Потом реставрировать старые картины, рождать новые. Казалось, вот она, долгожданная свобода творчества. Но…
Кучма дал звание, Янукович - орден
В начале девяностых, когда он находился на пике, Гарри Вильгельмович пережил тяжелейшую операцию. Но даже онкологическое заболевание его не сломило. Выжить помогли собственная железная воля, любовь родных и близких, золотые руки донецких врачей. И картины, которые еще надо было написать.
Вскоре его работы заполонили в квартире все стены, выстроились на полу. Тогдашний директор Макеевского художественно-краеведческого музея, историк Виктор Старостенко предложил организовать выставку, посвященную 220-летию города. Так в 1997-м Руфф и его 75 картин вышли в люди. И сразу полюбились.
Через год был «взят» Донецк - сначала с помощью картин «Спят курганы темные», «Андреевский спуск» и «Ландыши» - великолепного полотна, которое по заказу писал уже не раз. А там начались и персональные выставки (в Макеевке, Донецке, Артемовске, Севастополе, Евпатории), всеукраинские, международные (картины Руффа видела Россия, Австрия, Англия, Греция, Канада, США, Хорватия).
- Когда он впервые появился среди собратьев-художников, Гарри - импозантного (фрак, бабочка) и незнакомого - приняли за немецкого покупателя, - смеется Тамара Сергеевна.
Для того, чтобы стать членом Национального союза художников Украины, достаточно поучаствовать в семи всеукраинских выставках. У него за плечами их было больше двадцати, а - всё никак. Дескать, нет соответствующего образования. И лишь после того, как в конце 2004-го, в разгар «оранжевой революции», Леонид Кучма присудил Руффу Заслуженного художника, «рассмотрели» талант. Кстати, когда о присвоении звание сообщил лично по телефону тогдашний министр труда и соцполитики Михаил Папиев, жена сняла улыбку мужа. Улыбку победителя.
Потом были звание «Почетный гражданин города Макеевки» (2006) и орден «За заслуги» III степени (Указ о награждении президент Украины Виктор Янукович подписал 3 декабря 2010 года). А уж почетных грамот (в том числе от Кабмина) и различных дипломов у него - не счесть.
Руфф виделся с Кучмой, Ющенко, Януковичем. В прекрасных отношениях с Папиевым и Табачником. Рисовал портреты Джарты и Тигипко. Его выставки проходили в Верховной Раде и Секретариате президента при правлении Виктора Андреевича. Практически у всех вышеперечисленных политиков есть картины макеевского мастера. «Думал, Ющенко возьмет работу со Святогорьем, но он выбрал Карпаты», - улыбается Гарри Вильгельмович.
С весны и до глубокой осени он колесит по стране: Святогорье, Закарпатье, Крым. Дает уроки молодым художникам, набирается свежих впечатлений. И отображает их в картинах, которых у него уже более тысячи. Примерно пятая часть - в квартире, похожей на музей. И каждая из двухсот работ - словно окно в новый мир.
Вся спальня заполнена потрясающими этюдами. Цветы, деревья, травы, реки. Вот те самые «Ландыши», которые пользуются большим спросом. А там - васильки, пионы, сирень. Кажется, по комнате плывет аромат, который бывает на лугу, свежеомытому дождем. Цветочный рай...
А зал - это ширь моря, красота гор, великолепие храмов. «Спасибо Богу, что дает мне силы и вдохновение на творчество», - отмечает Руфф, запечатливший не только красоты «раскрученных» Святогорья и Закарпатья, но и ту же макеевскую церковь Серафима Саровского, что вблизи его дома. Для еще одной картины, изображающей девушку со свечами (название - «Боже, я молю за Украину») позировала его внучка Анастасия.
- С этой «Дорогой к храму» интересное дело было, - останавливается он у очередного полотна. - На выставкоме в Киеве, где отбирают полотна для всеукраинских мероприятий, ее завернули, не сумев толком объяснить, почему. Правда, потом взяли. А в 2004-м она произвела фурор на Паралимпийских Играх в Греции… А этот триптих «Творенье матушки-природы», посвященный Святогорью, написан уже в 2011-м.
Кстати, рамы для картин - от темных и массивных, до легких, золотистых - он делает собственноручно. Процесс трудоемкий, включает до восемнадцати операций, но мастеру это лишь доставляет удовольствие.
На вопрос, что помогло ему выстоять после стольких ударов жизни, Руфф отвечает просто: «Я никогда не озлоблялся».
С помощью макеевских и донецких художников и чиновников, наших министерств труда и культуры, немецких организаций, с 1 по 23 апреля в Киеве в Национальном музее литературы пройдет его юбилейная персональная выставка. Там будет представлено около 80 работ, в основном последних лет. После этого ряд картин отберут, чтобы представить в Бундестаге. Пусть маленький, но это шажок к мечте Гарри Вильгельмовича о выставке в Германии. А еще он очень надеется, что в Макеевке, ставшей для него родной, когда-нибудь появится художественная галерея.
Автор: Андрей Кривцун
Источник: DonbassUa
